Я боюсь любовных сцен

Стоит ему только выйти на сцену – зал встречает его аплодисментами. 36 лет народный артист Украины Анатолий Степанович Толок покоряет херсонского театрального зрителя. Его сценические образы такие разные: аристократы и простолюдины, герои и негодяи, фавориты и отверженные, исторические деятели и вымышленные персонажи. Павел I и Суворов. Сталин и Геббельс. Дон Жуан и Сирано де Бержерак. Всего – более 150 ролей. Одним словом, счастливая актерская судьба…

Анатолий Степанович, как вы стали артистом?
Это простая история. По молодости я увлекался спортом и самодеятельностью. Занимался легкой атлетикой, был вратарем в футбольной команде – и неплохим, по тем временам. Играл за заводскую сборную, потом за областную. Даже попал в дублеры «Шахтера». Но родители не хотели, чтобы я стал спортсменом. Знаете, как в семье бывает: начали «капать»: «Иди в самодеятельность, станешь артистом». У нас была очень хорошая самодеятельность при заводе ковкого чугуна – и драматический коллектив, и танцевальный, и вокалом занимались. Мы с братом танцевали, я еще и пел - от отца мне достался мощный крепкий голос. И в самодеятельности руководители меня тоже уговаривали бросить спорт. Уломали. Мы с братом Сашкой поехали поступать в Днепропетровское театральное училище на хореографическое отделение. Приготовили 13 танцев, басни, этюды, отрывок из «Наталки Полтавки». Поступили без лишних проб – сразу «влетели». В комиссии было 13 человек – и мы показали все 13 танцев – как по заказу для каждого. Вышли мокрые. За нами - директор училища:
- Ребята, у нас будет шефский концерт на заводе, там будете танцевать матросский танец. В костюмерной подберете костюмы.
– А как же экзамен? (мы поступали на базе 7 классов).
- Ничего, вас подождут.
Тогда я понял, что мы уже приняты. Тут же вышел и режиссер Даниил Тихонович Бондаренко:
- Молодий чоловіче, чого вам лізти у цю халепу? Танцювати ви і так вмієте. Ідіть краще на режисуру. У вас є здібності.
Уговорил. Сашка, мой брат, поступил на хореографическое, а мне прислали вызов на режиссерское отделение. И по истечении 4 лет, в 1964 г., получил я красный диплом. Тут же меня забрали в Днепропетровский театр им. Шевченко, сразу дали вторую категорию. Оттуда как раз ушел герой: любимец публики Станислав Станкевич перешел в театр им. Ивана Франко в Киев. И я попал, как кур во щи – меня сразу на все его роли бросили. Вот так я стал артистом. В принципе, в театр я пришел подготовленным полностью: пел, танцевал, играл… В отличие от нынешней молодежи, которая после училища приходит в театр – и ничего не умеет. Да молодежь, надо учить – но делать это надо малой кровью. Ведь зачем-то они занимаются целых 4 года! Но то ли меньше талантливой молодежи стало, то ли отбор стал несерьезным – через взятки, знакомства…
И часто вы сталкиваетесь с необразованными молодыми актерами?
Часто-густо. Но не в образованности здесь дело. Артист не должен быть грамотным – он должен быть актером. Иван Григорьевич Голубев ничего не заканчивал – работал в милиции, пел в самодеятельности. Его заметили, пригласили в наш театр – и стал он заслуженным артистом.
А как же вы оказались в Херсоне?
В Днепропетровске я 2 сезона отработал, у меня уже был свой зритель. Но был я заядлым комсомольским правдистом, а начальство таких не любит. После очередного конфликта директор заявил: «Подавайте заявление!» Я и подал. А он возьми да подпиши. Правда, тут же прибежал главный режиссер, обругал директора. Да и собратья по сцене не советовали срываться с места: «Режиссеры и директора приходят и уходят. Остаются актеры». Я, может, и не ушел бы, но как раз в то время получил предложение от директора херсонского театра Михаила Бучинского перейти работать к нему. Он обещал высшую категорию и квартиру - так и получилось. Что такое Херсон – я не знал. Но был молодой, горячий: жену под руку, чемодан в руки. Так в 1966 году я оказался в Херсоне. И был рад, что пришел в этот театр. Какая была мощная труппа, какой репертуар!
А как же амбиции? Из Днепропетровска до Киева, пожалуй, ближе…
Вот чего у меня не было – так это тщеславной ущербности. Да и отсюда я мог уехать. Когда приезжал Петросян, я монтировщиком подрабатывал. Сколотили мы ему для номера ящик. На репетиции и на концерте я сидел за кулисами и делал кое-какие поправочки. А после концерта он пригласил нас в гримировочную, угостил, разговорились. Ребята ко мне обращаются по имени-отчеству. Петросян говорит:
- Что-то я не пойму, кто ты: много замечаний делаешь, очень дельных, кстати...
- Да это же наш заслуженный артист!
- Ах, вот в чем дело! А у тебя есть что-то цыганское. Переезжай в Москву. В театр «Ромэн». Я и с квартирой помогу.
Но я не решился быть в Москве 13 парубком за 18 плетнем. Потом Юра Яковлев в Москву тянул. И я опять отказался. Были приглашения в Киев, и на Дальний Восток. Тоже не сложилось. Может быть, потому, что я домосед. Не люблю я перелетов, они меня утомляют. Я осторожный, консервативный. Но даже сейчас меня, пенсионера, приглашают в николаевский театр… В свое время мне повезло. Я попал в театр и сразу получил боевое крещение. Некуда было деваться. За свою жизнь я уже столько разных ролей сыграл… Не знаю, смог бы кто еще на себе такой воз вытащить. Я переиграл все. Дай бог каждому актеру такой сценической судьбы.
Какие-то роли остались любимыми?
Отрицательные. Они мне всегда удавались больше. Я никогда не гнался за «герой героичами». Хотя часто приходилось их играть. Даже через нежелание. Все герои немного однообразны, и если у меня была возможность выбирать – я выбирал отрицательных персонажей. Когда я пришел в херсонский драмтеатр, Николай Петрович Равицкий предложил мне выбрать в пьесе Зарудного «Синие росы» любую роль. Я выбрал Клима Острового. Он так удивился: «Это первый случай в моей жизни, когда актер отказывается от главной роли ради отрицательного персонажа». Но роль я получил. В отрицательных персонажах краски гораздо ярче. Там есть что играть. Часто приходилось в положительном искать отрицательное, чтобы он был живым, а не плакатом на стене. А сделать это очень сложно, надо притягивать за уши, а это неинтересно.
А ваша последняя работа – роль Гораса в «Хелло, Долли!» - вам нравится?
Роль нравится, но не нравится сама пьеса – и по сюжету, и по качеству, и по музыке. Пожалуй, кроме самой песни «Хелло, Долли!», в ней нет ничего интересного. Нет захватывающей драматургии. Нет конфликта. Нет стройного сюжета. Нет характеров. Есть только мишура.
Но мечта сыграть какую-то роль все же есть?
Хотел сыграть Отелло. А потом, честно признаться, перечитал Шекспира - и мне стало страшновато. Эта трагедия показалась мне несовременной. Вряд ли зритель поверит в такие высокие страсти, в такую любовь. Разве что Короля Лира можно сыграть.
Зрители привыкли видеть вас на сцене покорителем женских сердец. А в жизни вы человек влюбчивый?
Если откровенно – нет. Я никогда не был разухабистым донжуаном и не стремился к любовным победам. Наоборот, женщины завоевывали мое внимание.
Тем не менее, вы играли Дон Жуана…
Дон Жуана в возрасте. Он устал, он бежит от страсти, от любви. Вообще, это человек богатой души. Осуждать его нельзя. Он искренне отдавался своему чувству, завоевывал женщин – и они отвечали ему взаимностью.
Тяжело играть Донжуана, не будучи таковым?
Очень сложно. Откровенно признаюсь, я вообще боюсь любовных сцен. Не умею любить на сцене. Хотя мне часто говорят: «Как здорово сыграл!» Это уже техника. В таком деле многое зависит от партнера. Если нет отдачи – играть очень сложно. А когда партнер понимает и чувствует, когда в глазах искорки – ему хочется ответить. Но часто бывает, что к актрисе отношение плевое, а надо играть любовь. Был случай, когда я не мог через себя переступить… Даже зритель, мне кажется, заметил безразличие в моих глазах. Хоть меня тоже могут захватывать страсти, я очень рационален. Любовные сцены меня всегда настораживали, и, по-моему, я в них много фальшивил, никогда не получал от них удовлетворения. Многое здесь еще зависит и от того, как автор выписал образ и как его трактует режиссер.
А с кем из режиссеров было интереснее всего работать?
Единственный режиссер, который знал, чего он хочет, и не боялся сломать себе шею – Александр Петрович Горбенко. Он даже из легких музыкальных спектаклей делал хорошую драму. Сейчас из театра в театр таскают по всей Украине один и тот же репертуар. А Горбенко принципиально не брал то, что ставили другие. Так появились у нас «Флаг адмирала», «Оргия» Леси Украинки, «Таке довге, довге літо» Зарудного. И на эти спектакли люди шли. Когда их в Киев повезли – были аншлаги.
И какая актерская судьба без театральных баек!
Без казусов не бывает. Многое можно вспомнить. Как-то играли «Цыганку Азу» на выезде. Сцена низенькая, зрители сидели прямо на полу – и взрослые, и дети. Голубев играл Апраша. Гордыля его ругает, что он пристает к Азе. Только Гордыля ушла - тут дедусь какой-то, что сидел на полу, зовет Апраша к себе: «У, ты, какая! Иди сюда, садись». Голубев как расхохотался – ушел со сцены. Пауза была минут 5. Другой случай. Выехали мы со спектаклем «Сержант милиции», а костюмеры забыли галифе. Не выйдет же полковник в кителе и в джинсах! Сидим на сцене, курим, думаем. А тут заходит председатель колхоза. Спрашивает как нас встретили, то да се… А мы все смотрим на его галифе. И размер как раз нужный. Объяснили ситуацию, попросили одолжить на время спектакля галифе. Долго он отнекивался, но что для искусства не сделаешь – уговорили. А зрителей уже собирается полный зал. И когда председатель снимал штаны (а стоял он спиной к занавесу, авансцены не было), не удержал равновесия и выпал в зал прямо в кальсонах. Зрители сразу не поняли, не узнали председателя без его галифе. Снял он галифе уже в зале, бросил нам на сцену и с со словами: «Опозорили на все село!» - удалился.
Как вы относитесь к идее расформировать стационарный театр и создать небольшие контрактные труппы, которые возили бы по всей стране коммерческие спектакли?
Зачем? Опять перейти к скоморошничеству? Это чистой воды халтура, которая ничему не учит, ни к чему ни призывает. Это уже не театр. И потом, у каждого есть семья. Не всю же жизнь на колесах жить! Мы не цыгане. К тому же, театр призван не только развлекать, но и воспитывать. Можно сделать коммерческое шоу на базе театра с серьезным репертуаром. Но сам театр, куда может прийти человек и отогреть душу, должен быть. Другое дело, создание такого театра - это колоссальная работа, прежде всего, по подбору труппы. Для создания хороших спектаклей нужны серьезные актеры. Почему футбольные команды за миллионы покупают форвардов? Почему так не делают в театре? Сейчас в нашем театре проблема: нет актеров среднего поколения. Упущен момент.
Получается, театр – очень дорогое удовольствие для государства?
Нет. Просто у руля государства очень много головотяпов и людей, далеких от искусства. Любое государство начинается с культуры. Всякое культурно богатое государство становится экономически богатым. Рыба гниет с головы. Нет головы – нет забот. Театр должен зависеть от государства. А может быть, если бы разумный предприниматель выкупил театр, стал рачительным хозяином, который видел бы ни сиюминутную выгоду, а перспективу, – было бы лучше. Театр нужно любить до слез, помогать в любых трудностях. Я понимаю: время сложное. Но ведь театр один в области! Один! И стыдно, что он побирается. Люди бросились на рынок заработать копейку. Был у нас хороший актер Ваня Ткачук – прекрасный голос, пел в опереттах, «герой героич». Но – бросил театр и торгует на рынке. Кто придет в театр работать за 130 гривень? Мне уже просто некуда деваться.
Но ведь во всем мире существует традиция: популярный актер, достигший успеха, передает свой опыт молодежи, преподает…
Приглашали и меня преподавать в лицей: и зарплата в 4 раза выше, и нагрузка меньше. Но я отказался. Мне говорят: это бессовестно - не отдать свой опыт. А я не знаю, как его отдавать. Чтобы преподавать, нужно гореть. Мне не хватает терпения, да и желания. Ведь сегодня никого не волнует, чем артист живет, как питается, получает ли вовремя зарплату. У меня есть звание, есть награды, но фактически нет зарплаты. И пенсию я получаю такую же, что и проходимцы, которые никогда в жизни не работали.
А если бы все начать сначала, вы стали бы актером?
Нет. Чего достиг я вместе с нашим государством? У меня такое впечатление: все, что мы делаем – никому не нужно. Я работаю только ради зрителя. Этим я отравлен, этим живу. У меня есть такое правило: незачем выходить на сцену, если не покорять, не удивлять и не потрясать зрителя. Но надеюсь, вырастут школьники. И если всего 5% из них придут в театр – это будет великолепно.