25 февраля Херсон наконец-то смог увидеть то, о чем давно знал и слышал - Санкт-Петербургский Государственный мужской балет Валерия Михайловского. Тот самый, которому аплодируют зрители всего мира. Тот самый, который до сих пор не дает покоя критикам, профессионалам и просто любителям балета. Тот самый, где мужчины танцуют всё, в том числе женские партии – в пачках и на пуантах. Тот самый, аналогов которому в мире до сих пор нет (разве что «Балет Трокадеро де Монте-Карло» - но это все же буффонада, а не балет).

Создатель и художественный руководитель коллектива – балетный долгожитель Валерий Михайловский, в прошлом - солист Одесского театра оперы и балета, ведущий солист Театра балета Бориса Эйфмана – на профессиональной сцене почти 40 лет. Из них 18 лет он и его коллеги выходят на сцену не только в мужском обличье. Это о его танце писали в «Нью-Йорк таймс»: «Когда это делает Михайловский, получается поэзия, а когда кто-то другой – порнография». Это ему признавалась Майя Плисецкая, что он в "Лебеде" Сен-Санса умирает лучше ее.

И Херсон не остался равнодушным к танцам сильных, обаятельных, ироничных, красивых и смелых мужчин. Спасибо за праздник танца концертному агентству «Плаза».

 

Ни тем и ни другим. Просто было такое время - очень сложное, тяжелое, унылое. Хотелось чего-то свежего, веселого, жизнерадостного, жизнеутверждающего. Я вспомнил капустники, которые мы делали на 8 Марта в театре, как их всегда ждали, как радовались, а потом еще весь год вспоминали. Так родилась идея. Но сначала появилась возможность создать свою труппу, я стал думать, какой она будет и кто будет в ней работать. Как ни странно, подбирался хороший мужской состав. Поэтому я решил сделать хорошую мужскую труппу, а потом уже пришла идея второго отделения – пародийного. Таким образом и сложилась концепция.

Это было очень сложно, потому что, во-первых, мужчин этому никогда не учат, а, во-вторых, мужское тело в корне отличается от женского и по весу, и по структуре, по конституции. Все это очень тяжело. Плюс еще моральный момент присутствует: как это мужчине надеть женский наряд и выйти на сцену? Много разных нюансов было, но настоящие артисты относятся к этому по-актерски: ты просто исполняешь определенную роль. И потом, у нас не было задачи перевоплощения – мы показываем женщин, с юмором, пародийно.

В каком-то городе одна журналистка написала, что мы возносим женщину на пьедестал. А одна женщина в Ростове-на-Дону (мы там каждый год бываем на гастролях) как-то подошла ко мне с бутылкой коньяка, с какими-то подарками и сказала: «Спасибо вам, что вы меня спасли». «Каким образом?» - удивляюсь. «У меня умер муж, рушилась вся жизнь, и я забыла, что я женщина. Моя подруга сказала, что приезжает мужской балет, посмотри - и ты увидишь, что ты женщина, а они - мужчины. Я как увидела – вы все такие красивые, такие изящные, и подумала: «Господи, но я же женщина!» Стала опять одеваться, делать макияж, привела себя в порядок». Вот так бывает.

Как и во всем остальном, должна быть культура и в питании. Балет – энергоемкое дело, забирает очень много сил, поэтому нужно, чтобы калории были. Конечно, мясо нужно есть – но мясо не с картошкой. Надо думать, что с чем сочетается, что не сочетается. Правда, на гастролях приходится есть все, что дают – но тоже выбираем. Едим больше овощи, какие-то специфические продукты, которых не купить, берем с собой.

Готовить, по-моему, все умеют. Потому что мы все воспитывались в интернатах, жили при училищах, потом в общежитиях. Я думаю, все умеют и готовить, и шить (нужно пришивать все время тесемки и резинки), и гвозди забивать, и строить, и машины водить, и чинить-ремонтировать.

Так создан мир. Бог создал мужчину и женщину, гармония мужчины и женщины просто необходима.

Можно сказать так: когда уже нечего сказать телом, начинают делать из балета драму. А можно и по-другому: если это органично, если просится слово – то почему бы нет? Но на самом деле балет более выразителен. Я был знаком с Иннокентием Михайловичем Смоктуновским, с ним познакомился после премьеры балета «Идиот» (я тогда еще работал в труппе Эйфмана в Москве), мы очень часто пересекались и были в очень теплых, дружеских отношениях. И как-то он мне сказал: «Никакое слово не может сделать то, что делает движение, да еще с музыкой». Он рассказал, что когда исполнял князя Мышкина в «Идиоте», ему не хватало какого-то порыва, чтобы выразить эмоцию. Он говорил: «Мне было мало слов, мне нужно было что-то делать, а делать я ничего не мог - не обладал арсеналом выразительных пластических движений. А тут вдруг прыжок, вдруг какой-то поворот, музыка – просто мурашки по коже». Человеческое тело способно выразить все то, что невозможно выразить словом. И не я первый об этом говорю.

Мне трудно ответить на этот вопрос, но я всю жизнь учусь. Сначала учился классическому танцу, танцевал всю классику, потом попал к Борису Яковлевичу Эйфману – у него своя индивидуальная хореография, тоже учился. Потом для одного балета я полгода занимался каратэ, для другого – фехтованием. В нашей труппе с ребятами мы учимся и модерну, и другим направлениям. В этом спектакле у нас 16 видов танца. И если мы начинаем чем-то заниматься, мы берем первоисточники, а не псевдо. Если есть талант, если есть дар к танцу, то можно станцевать все. А дрессура… если ты танцуешь классический танец и не можешь танцевать другое – значит, нет дара танцовщика, а есть выдрессированные, вымученные пируэты, прыжки и еще что-то.

Просто нас очень любят в Карелии. Организаторы говорят, что стоит на заборе повесить маленькую бумажку «Мужской балет» - к вечеру уже билетов не будет. Нас приглашают на разные торжества. Когда праздновали юбилей республики Карелия, мы были на гастролях в Китае. Так нам оплатили дорогу туда и обратно, чтобы мы на один день прилетели и приняли участие в торжественном концерте. Вот такая любовь зрителей. Они любят еще Илзе Лиепу, нам они и присвоили звание народных артистов Карелии.

У нас очень плотный график, и, слава Богу, потому что сейчас очень трудное положение везде, и как-то гастрольная жизнь приутихла. Но после тура по Украине мы едем в Сибирь, потом 6 городов Беларуси, а потом 21 спектакль в Южной Африке.

Слава Богу, везде хорошо. Не было еще ни одного спектакля, тьфу-тьфу-тьфу, который бы приняли плохо. У нас рекорд – 38 минут на поклонах (кто-то время засекал). В Нью-Йорке после каждого номера в зале стоял страшный вопль – как на футболе, когда забивают гол. В Японии вообще девочки сознание теряют, падают, лезут на сцену. Дотронуться – и потерять сознание. У каждой страны своя специфика приема, но везде принимают нас очень хорошо, чему я очень рад. А мы работаем так, что для нас нет разницы: то ли мы в Херсоне - то ли мы в Нью-Йорке, то ли мы в Полтаве – то ли мы в Париже.