Невидимка с камерой,
или Оператор – профессия смелых мужчин
Телезритель привык все происходящее на экране видеть чужими глазами. Глазами телеоператора. Зная о работе этих людей, мы их практически не замечаем, воспринимая смену изображений на телеэкране как нечто само собой разумеющееся. Об операторах говорят мало – человек за камерой. Но именно они вместе с героями своих репортажей в жару в холод, в дождь и в снег летают под облаками, спускаются под землю, идут туда, куда обычный человек не пойдет ни за какие коврижки. Один из них - Андрей Гидулянов - работает на херсонском областном телевидении 7 лет. Снятые им сюжеты идут в «Таврійських новинах», одно время его имя появлялось и на канале «Интер». Его работы отмечены на телефестивалях.
Андрей, оператор – профессия опасная?
Порой да. Снимать приходится в разных условиях. Когда делали сюжет, как в Сьерра-Леоне улетали наши вертолетчики, даже на вертолете-бомбардировщике МИ-24 летал. Хотел надеть парашют, но меня быстро остановили: «Если начнем падать – все равно раскрыть не успеешь». Порой сам себе создаю проблемы. Приехал на «Таврийские игры» – и за работу. Камеру на плечо, залез на вышку в центре площадки. Вышка, оказывается, шатается, и слезать было уже не так легко... Зачем полез – думаю? Очень надо было! Оказалось, надо: отснял хорошие четкие панорамы. Летом в Ивано-Франковске делал съемку со спортивного самолета. На этот раз меня полностью экипировали, надели парашют, пред полетом провели инструктаж. Мы летели между гор, довольно низко. Впереди - летчица, сзади – я с открытым фонарем (так называется задвигающаяся кабина), снимаю…
Страшно?
Нет. Но именно в кукурузниках ко мне подкрадывается тошнота. Чтобы не обращать на нее внимания, гляжу в камеру и представляю, что лежу на диване и смотрю телевизор. Этот прием хорошо помогает, когда снимаешь что-то неприятное (например, операцию на сердце) или в опасных условиях. Когда немного не по себе, прячешься за камеру, и она уже сама тобой руководит.
Какой камерой ты работаешь?
У меня в руках самая дорогостоящая и самая сложная аппаратура - камера Sony ВETACAM. Ее стоимость – порядка 17 тысяч долларов, при работе с ней используются специфические и тоже недешевые комплектующие: аккумуляторы стоимостью от 440 грн. до 400 долларов, специальная 30-минутная кассета - 20 долларов. Эта камера единственная на херсонском телевидении. Более того, камеры такого уровня нет ни на одном из региональных телеканалов. Ею пользуются на «1+1», на «Интере», на съемках сериалов и клипов. Работать с ней сложно. Чтобы снять один кадр, нужно проделать много операций.
Ты всегда смотришь на мир через объектив?
В День независимости, когда проходил конкурс «Мини-мисс Украина», я впервые посмотрел на праздник без камеры. В тот день я был выходной, и мы с женой пошли погулять. Но когда ведущий объявил награждение, я сорвался с места и стал пробираться в толпу, чтобы снимать… Потом остановился: куда иду? Это организм подает импульсы. А вообще, интересно хоть раз побыть простым зрителем.
Что снимать особенно сложно?
Тяжелее всего делать сюжеты в школе. Современные дети и без того оторви да выбрось, а как видят камеру - строят рожицы, делают рожки, кричат: «Снимайте меня!» Стою минут пять, пока не престанут обращать внимание, только потом начинаю работать.
Какие съемки запомнились больше всего?
В Киеве, во Дворце «Украина» проходил концерт группы «Спейс». Нас аккредитовали, разрешили снимать три первые композиции. Снимать практически было нечего – дым, плохое освещение, смутные очертания музыкантов… Но я записываю и группу (хоть что-то!), и зрителей, и аплодисменты. Начинается четвертая композиция, включаются лазерные эффекты. Сцена преображается. Как раз то, что надо. Все операторы – человек 10 – по-прежнему снимают. Я тоже. Слышу приближающуюся французскую речь. Подходит человек, нажимает на кнопку выброса кассеты, забирает ее и уходит. У меня все отнялось. За французом идет переводчица. Я к ней:
- Что случилось?
- Вас предупреждали, что можно снимать только 3 песни?
Смотрю, со всеми остальными происходит нечто подобное. У меня паника. Приехать в Киев, отснять материал – и так глупо его потерять. В голове копошились страшные мысли. Искать этого француза? Где? Через некоторое время он вернулся. И тут я ему говорю единственную фразу, которую знаю по-французски: «Месье, милль пардон». Он вдруг улыбнулся и протянул кассету. Еще раз предупредил, чтобы я не снимал. Но, честно говоря, грех было не снять. Я забрался на самый дальний ряд и, когда все успокоилось, залепил красную лампочку жвачкой, и еще немного аккуратно отснял.
Нарушив условия аккредитации?
Я закона не нарушил. Обычно продают права на трансляцию, и снимать от начала до конца имеют право только избранные. Я же снимал сюжет для обычных новостей, несколько кадров по 4-5 секунд. Почему зритель должен видеть за это очень короткое время некачественную картинку, а не настоящее шоу?
Часто возникают проблемы со звездами?
Неприятная ситуация у меня была только Земфирой на Таврийских играх. Мы брали интервью в ее каюте на корабле. Земфира сидит перед окном, в окно бьет солнце. Делать запись так нельзя – лица видно не будет, солнечный свет ничем не перебьешь. Я попросил ее пересесть. Тут Земфира стала фыркать и пересаживаться наотрез отказалась. Снимать явный брак – не хочется. А рядом стоит Татьяна Дубовая и показывает, что записать-то надо. Лицо Земфиры, как я и предполагал, было практически черным, но я вытянул изображение, насколько это было возможно.
Бывали случаи сожаления, что что-то не снял?
Как-то в Голой Пристани мы делали репортаж о парашютистах. В рамках мероприятия должны были проходить еще и показательные выступления «Сокола». Все фотографы и операторы собрались на подготовленной площадке. Один из журналистов предупредил всех, что будет подходить максимально близко и может попасть в кадр. Я к этому отнесся очень спокойно. Собственно говоря, мне нужно отснять 5 секунд. Тут выбегают «соколята»: кувырок вперед, кувырок назад… Мы снимаем. Когда фотограф попал в поле съемки, я камеру выключил. Если бы знал, что произойдет дальше, ни за что этого не сделал бы. У «Сокола» отработано все с точностью до секунды. Вдруг они все как один поворачиваются, вскидывают автоматы и делают выстрелы. Естественно, холостыми. Как раз в то место, где стоял журналист. Со стороны это выглядело, как настоящий расстрел. Человек содрогнулся всем телом. У меня тоже ноги подкосились. Казалось, что из него вылетают красные клочья… Представляете, такой сюжет послать в программу 3х4?!
Как попал на телевидение?
Я всегда хотел работать на телевидении. После окончания школы днем работал киномехаником. Мне безумно нравилась эта работа, кино смотрел взахлеб. А вечером учился в херсонском филиале Николаевского кораблестроительного института. Специальность - оборудование и технология сварочного производства, то бишь, я - квалифицированный сварщик. Но варить не научился ни практически, ни теоретически. Еще до окончания института, когда индустрия кино в Херсоне пошла на спад, пытался устроиться на телевидение – но не брали. Только когда пришел «от Иван Иваныча», разговор с директором пошел:
- Высшее образование есть?
- Есть.
- Кем работал?
- Киномехаником.
- Значит, будешь снимать.
Когда открыли ящик - я впервые в жизни увидел видеокамеру.
- Тебе срок - три недели. Научишься – останешься работать.
И я взялся. Ни за что раньше так не брался. Научился. Мне очень помог Валерий Федорович Долина. Он был тогда заместителем директора телекомпании, а я его постоянно донимал просьбами послать меня в Киев на курсы повышения квалификации. И когда я в первый раз пошел в отпуск, появилась такая возможность. Я не раздумывая вместо отпуска поехал в Киев - и не пожалел. Если в институте я комплексовал, что плохо учусь, то курсы телеоператоров окончил с отличием.
Не было желания остаться работать в Киеве?
Еще пару лет назад я об этом мечтал. Даже уходил с херсонской телерадиокомпании, снимал сюжеты для новостей на «Интере». Надеялся, что это будет хорошим трамплином. Но сегодня, прежде чем срываться с места, я бы очень хорошо подумал. Это мой город, здесь моя семья. Я здесь уже все знаю. Начинать сначала? Мне уже не 20 лет. Кроме того, многое зависит от самой работы. Я люблю снимать репортажи, люблю новости. А, например, на музыкальном канале никогда бы не смог прижиться.
Бывает ли такое, что одни оператор снимает для нескольких телеканалов?
Так делать нельзя. Каналы конкурируют между собой, и нигде не приветствуется повторение сюжетов. Но если честно, бывает в нашей жизни и такое. Тогда, чтобы не «засветиться», оператор использует псевдоним.
Что дает работа на телевидении?
Телевидение – это для меня храм. Именно телевидение научило меня быть организованным. Посмотрев на наше телевидение со стороны - вернулся. Когда я увольнялся, Валерий Федорович был настроен серьезно, говорил, что назад не примет. Но именно он поступил очень мудро и сделал шаг навстречу. Сам предложил вернуться.
Самому-то нравится то, что ты делаешь?
Мне очень редко нравится то, что я снимаю. Все кажется, что можно было бы снять лучше. Хотя, на мой взгляд, от оператора зависит немного. В основном успех репортажа или сюжета зависит от журналиста, режиссера, инженера монтажа. Любую операторскую работу можно просто испортить некачественным монтажом или режиссурой и наоборот - «вытянуть» плохие съемки. Наша работа – коллективная. Очень важно создать комфорт на съемках и не мешать журналисту. Это человек тонкой организации, и любая проблема (плохой микрофон, светильник, или я забыл кассету) – идет не на пользу сюжету.
Часто на мероприятиях говорят, что вы мешаете зрителям?
Я стараюсь вести себя корректно и не обращать на себя внимание. Я – человек за кадром, и в этом месте как бы не должен присутствовать.
Обычные люди боятся камеры?
Они очень разные. Кто улыбается, кто угрожает, кто закрывает лицо или объектив. Но я понимаю, когда человек волнуется перед камерой. Сам такой. Я привык находиться по ту сторону экрана. Когда на фестивале в Ужгороде у меня самого журналисты местного телевидения брали интервью на вокзале, я растерялся, и лишь преодолев себя смог ответить на вопросы.
Лариса Жарких
2002