УКРАИНСКИЙ АМЕРИКАНЕЦ ИГОРЬ АФАНАСЬЕВ

Не каждый день американцы посещают Херсон. И пусть он американец наш, украинский – все равно приятно. По дороге из Израиля, где он смотрел премьеру композиции «Отдайте мне мои рога» в интерпретации Леонида Каневского по своей пьесе, в Москву (где у него тоже закручена масса проектов) он приехал в наш город, чтобы посмотреть спектакль, поставленный режиссером Сергеем Павлюком, по своей пьесе «Между небом и землей». Посмотрел и оценил.
Он – поэт, драматург, продюсер, режиссер и актер – и все это в одном лице. Работал в Киевском театре оперетты, был худруком Киевского мюзик-холла, директором и худруком киевского театра эстрады, режиссером-постановщиком Национального театра им. И.Франко… С 1993 года живет и работает в США (создатель и ведущий программ на канале русскоязычного телевидения, продюсер театра «Миллениум») время от времени приезжая в Украину и проявляя себя в роли режиссера-постановщика (кстати, пару лет назад херсонцы смотрели его спектакль «Варшавская мелодия 2» с Адой Роговцевой). Итак, украинский американец Игорь Афанасьев.

Игорь Яковлевич, с чем связаны ваши визиты в Украину?
Несмотря на то, что я 15 лет живу в Америке, я туда уехал, не обрывая связей – меня пригласили по контракту работать ведущим русского телевидения. Я поддерживаю и творческие контакты. Я 8 лет проработал в театре Франко, Данченко – мой учитель, и у меня сохранились все связи с театром, поэтому я там ставлю. Я уговорил Зорина поменять его пьесу «Варшавская мелодия» и сделал композицию для Ады Роговцевой на сцене этого театра – у нее с театром Леси Украинки не сложились отношения. Три года назад я у них сделал такого хулиганского «Ревизора» - он тоже идет на аншлагах. И потом, в каких-то театрах все время чего-то ставят.
Вы часто приезжаете посмотреть спектакли на свои пьесы? Придирчивый ли Вы драматург?
Стараюсь посмотреть все спектакли. Это очень интересно, во-первых, потому, что я много лет сам калечил чужие пьесы, а сейчас должен смотреть, как это же делают с моими. Знаете, это очень интересно, как со мной расправляются. Хотя драматургия – моя первая профессия – я начал писать очень рано, но в связи с тем, что был и актером, и режиссером театра, я считаю, что автор спектакля – режиссер. Потому я толерантный человек к талантливым режиссерским проявлениям.
Сколько раз к вашей пьесе «Между небом и землей» обращались в Украине?
Первыми ее сделали житомирцы, вы вторые. 24 мая играют премьеру в Симферополе в крымско-татарском театре на татарском языке. Планируют поставить в Николаеве. Но там будет другая версия - по просьбе киношников я переиграл место на город Ялту, и действуют уже наши персонажи – новые русские.
На что надеетесь и чего опасаетесь пред просмотром?
Не опасаюсь ничего. Во-первых, я собрал огромное досье на режиссера – у людей, которых знаю, которым доверяю, поэтому спокоен как китаец, буддист. Я уже добрые слова слышал о режиссере, поэтому надеюсь, что и здесь он проявил себя хорошо. На мой сайт написало несколько человек из Херсона, которые посмотрели спектакль – было очень приятно. Зрители благодарили и просили сделать что-то еще. Я обещал.
Часто ли украинские театры и режиссеры интересуются Вашими пьесами?
Это забавная история. В 1980 году на Украине было только 2 драматурга – Зарудный и Коломиец, больше никто никого нигде не ставил. Я в то время работал режиссером-постановщиком театра Франко, поставил шумный спектакль «Конотопская ведьма», он очень хорошо шел. Но после этого возникла проблема: надо было моментально найти молодежную пьесу. Какие молодежные пьесы в то время? А я как раз взялся за перо снова и втихаря написал пьесу. Называлась она «Шиндай!» Я понимал, что она никогда в жизни не пройдет сквозь стены министерства, поэтому совершил акт, достойный Остапа Бендера: поехал в Москву, зашел в театральное общество, пьесу напечатал под именем «Игорь Васильев» и выслал ее из Всероссийского театрального общества на имя заведующей литературной частью Киевского театра Франко. Пьесу прочитали, Данченко меня позвал и сказал: «Игорек, ну что ты тут ходишь, ищешь? Вот из Москвы пришла пьеса, ты почитай». Я почитал – якобы - говорю: «Мне нравится». Собрали мы худсовет, я начал читать эту пьесу, и после первого акта вскочил Аркадий Гашинский и закричал: «Ну почему в Москве вырастают, а у нас нет?» Вот в этот момент умнейшая женщина, драматург Лариса Королец вдруг каким-то таким взглядом на меня посмотрела и говорит: «Как-то странно ты читаешь эту пьесу. Такое ощущение, что ты автор». Я похолодел. Дальше обманывать было бессмысленно. История этой пьесы была очень счастливой, она прошла 180 раз на сцене театра Франко, ее поставили в нескольких театрах Украины, в Чехословакии и в Польше. Но ее история закончилась для меня печально: в прошлом году в Москве сняли художественный кинофильм «Игра в шиндай» - он сейчас уже вышел на DVD. Если увидите – перечитайте пьесу. Это тот ужасный случай, когда пьесу отдали бездарному сценаристу, а у режиссера – ноль вкуса, и это все очень плохо. А сегодня – сегодня есть интерес, кто-то что-то читает, кто-то что-то предлагает поставить, мы это все обсуждаем. И если есть интересный режиссер, интересные актеры – мы работаем. Я понимаю, что Украина сегодня – это не место, где зарабатывают большие гонорары. В Москве платят, а здесь все-таки свое, родное.
А в России?
Больше работаю в кино. Сейчас я лечу в Москву, где Александр Абдулов заканчивает монтаж двухсерийного новогоднего фильма по моему сценарию «Валдайский треугольник» - он выйдет на Новый год. Запускается большой российско-американский проект по моему второму роману «Муравьиный год». В Москве я как режиссер делаю презентацию новой работы Юрия Рыбчинского и Игоря Демарина - они сделали мюзикл «Парфюмер» по знаменитой книжке Зюскинда. Демарин написал потрясающую музыку, тексты Рыбчинского потрясающие, и если найдется театр, который захочет на своей базе это сделать, - это будет бомба. Так что в России сейчас есть работа – там есть деньги.
Вы чувствуете себя драматургом украинским или американским?
Дело в том, что мне даже в мои комсомольские юные годы все время говорили, что я родился не в той стране, потому что все, что я делал, было достаточно американизировано. Я делал американские капустники, участвовал во всех мюзиклах Владимира Бегмы, делал первый джаз-бэнд в Украине. Мы под видом капустника первыми сыграли в Киеве «Jesus Criste – Super Star» - на эту музыку написали свои слова и сыграли на сцене киевского театрального института - внаглую. Это тогда было запрещено. Это всегда во мне было, это не Америка. Нас, родившихся в 50-е годы, считают поколением, как хорошо сказал Рыбчинский, «ненайденным». Было «потерянное поколение» - военное, а мы – «ненайденное». Нас уже, в конце концов, не стреляли и не сажали, хотя в милицию приводили за длинные волосы и за игру «Битлз». Мы все-таки были по духу своему хиппи, из подворотни уже что-то себе позволяли, делали капустники, хулиганили, и это хулиганство осталось в том, что я делаю. А сегодняшняя Америка, на самом деле, безумно напоминает Советский Союз 70-х годов – такая же империя, совершенно полицейская, несвободная страна, совершенно контролируемая, с совершенно контролируемыми средствами массовой информации, с совершенным тираном-президентом, с которым даже не может справиться демократическое большинство. Если Америка была в свое время в состоянии остановить войну во Вьетнаме, то войну в Ираке она остановить пока не может, хотя уже вся Америка ее не хочет. Америка, в которую я в свое время хотел приехать, когда я приехал - мне безумно нравилась. Но на моих глазах за 15 лет она превратилась в очень сложный организм.
Как Вы воспринимаете Украину из Америки и Украину, находясь в Украине?
Настолько серьезный и больной вопрос… За три месяца до выборов-2004 я для Романа Балаяна сделал сценарий в жанре сатиры, он называется «Феномен». И в нем все, что произошло за последующие 4 года, и фактически 90% - совпадение. Я не угадал только оранжевый цвет – страусы у меня были в другом цвете. С одной стороны, то, что происходит в Украине – во многом, это не ново, это повторение 1918-20 годов, это опять попытка приобрести государственность, осознать себя как нацию – это замечательно с исторической точки зрения. Есть знаменитая фраза: «История повторяется дважды: первый раз – как трагедия, второй раз – как глупый фарс». С точки зрения конкретной, то, что происходит сегодня, - это глупость, трагическая для горячо любимой, родной страны. Для меня это трагедия, и я даже перестал шутить по этому поводу.
А что-то хорошее видится с большого расстоянья?
Огромные положительные изменения. Хотя я – совершенно русскоязычный человек, продукт русской культуры (вся советская культура была русифицирована), але я багато років працював в театрі Франка, вільно спілкуюся українською мовою, в мене жінка, діти і родичі – львів’яне. І коли я зараз ступаю на землю України, то згадую, що 15 років тому, коли йшов Києвом, я не чув української мови. Сьогодні я чую українську мову від молодих людей, які спілкуються цією мовою як рідною. Щось відбувається. Ця мова розвивалася виключно в поетичному жанрі – не було сленгу українського, і коли ми ставили п’єсу «Шиндай!» (там в мене всяка босота розмовляє між собою на міському сленгу), не могли перекласти її українською – не знали що робити: русизми. А щоб не було русизмів, ми зробили так, що вони з Галичини, і почали розмовляти польськими матюками. Бо нема українських матюків. Нема. Українська мова в побутовому плані була, я так думаю, латинню. Ніхто нею не розмовляв, її вважали сільською, якоюсь нижчою мовою. Само відчуття людини в Україні міняється. Сьогоднішні українці, які навіть приїздять сюди з Америки, - це вже ІНШІ люди. Сьогодні Україну відчувають – що не тільки вона потрібна Америці в політичному плані, а що це є держава – третя космічна держава в світі, це держава, в якій є хоч і скромні, але запаси – зараз знайшли якісь алмази, є нафта. А чорноземи які! Це перспективна держава. Коли дивишся так – то відчуття нормальні. Але коли попадаєш в реальність… От я приїхав вчора в Київ, пройшовся загаженим центром міста – і відчуття зовсім інше…
Существует ли проблема современной украинской драматургии?
Конечно, существует. Как и режиссуры тоже. Я приехал три года назад в Украину и сделал, честно говоря, два шлягера – и с Адой Роговцевой, и «Ревизор». А где же поколение, которое должно было «не пустить» меня? Как это – за 15 лет не подросли режиссеры? А с драматургией совсем беда. Вот я, живущий в Америке, сегодня иду в семи украинских театрах. Это нормально? Ненормально.
А вы хотите, чтобы молодые таланты Вас выталкивали?
Хочу! Я живу в стране, где безумная конкуренция. Даже улыбаясь, тебя уже готовятся сожрать. Там вся жизнь на этом построена, каждое твое движение. Американец будет идти на похороны своей любимой жены, но если его остановить и сказать: «Дай интервью на телевидение», – он улыбнется и тут же начнет давать интервью. Они все живут, готовые к съемкам, к шоу. Для них попасть на экран – это вершина жизненного успеха. Там конкуренция за то, чтобы тебя увидели, узнали, услышали. Это безумие. Если бы и здесь это было так! Но я знаю причину. В 1993 году я ведь тоже неслучайно уехал работать в Америку – я был совершенно обеспеченный человек, у меня был театр, я был худруком, я был директором, у меня была большая труппа, я возил ее не гастроли. Я устал кормить свою труппу тем, что на зарплату вынужден был им покупать какие-то шляпы, какие-то паяльники, потом организовывать гастроли в Польше, где мои артисты на базаре зарабатывали себе на жизнь, продавая эти паяльники и шляпы. Это было безумие. Когда меня пригласили работать, я поехал для себя открывать Америку и понимать что, чего и как. Но точно так же в тот период поступило следующее поколение. Я думаю, что просто все те, кто мог бы стать хорошими режиссерами, драматургами, хорошими художниками – они все ушли в бизнес, ушли зарабатывать деньги.
Ваше отношение к репертуарному театру.
Это проблема с двумя сторонами медалей. С одной стороны, американские актеры, которых вы видите – хорошего уровня актеры, очень профессиональные. И это неправда, когда рассказывают, что они от бога талантливы и никогда ничему не учились. В Америке очень жесткая система классов. Обычно при университете человек заканчивает факультет – очень легкий, всего годичный – и идет в профсоюз артистов. Дальнейшее его образование зависит исключительно от него. Кто-то идет в институт - есть в Нью-Йорке институт имени Станиславского, который возглавляет, кстати, бывший выпускник киевского театрального института Марат Юсим. Кто-то берет курсы. Там приглашают актеров, режиссеров со всего мира. Два года тому назад полгода в Америке преподавал Табаков. И на его курсы ходил Роберт де Ниро – не стеснялся брать уроки у нашего Матроскина. Приезжает очень хороший английский актер – и Дени де Вито идет к нему на курсы. Они постоянно учатся. Но там учеба идет не из-под палки. Шварценеггер у кого только не брал курсы! Он же из полной дубины стал, в общем-то, приличным артистом – особенно в «Няне». Но это стоило какого труда ему! С другой стороны - система потока, система амплуа… Ты попал в сериал – забудь обо всем остальном: до конца жизни будешь играть в сериалах. Ты попал в амплуа – радуйся: тебе будут платить деньги по этому амплуа, пока его из тебя не вытащат до конца. Репертуарного театра там нет и быть не может, потому что там все поставлено на поток. В Америке жесткая система агентов: талантливых людей усматривают профессиональные агенты с 12-15 лет и начинают с ними заключать контракты. В дальнейшем актер освобожден от самого главного, что ему мешает – он не ходит и не просит, чтобы ему платили зарплату. Этим занимаются агенты – агент по договору всегда приносит актеру деньги, забирая при этом 34% гонорара. Но актер лишен всех проблем. И агент следит за тем, чтобы последующий контракт не был ниже предыдущего. Сейчас, например, стартовый договор Аль Пачино – 10 миллионов долларов. Хотя есть актеры и круче зарабатывающие: Том Хэнкс сейчас получил самый высокий гонорар в мире – 50 миллионов долларов (я агента его знаю). Когда вели переговоры с Аль Пачино, узнали, что он уже на протяжении нескольких лет снимается в некоторых проектах бесплатно. Когда его спрашивают, почему, он говорит: «Агент мне не разрешает сниматься дешевле, а я хочу это сыграть». Он действительно, как я выяснил, играет бесплатно. И сейчас вот в российско-американском проекте он спросил: «А вы можете мне заплатить здесь, чтобы этот негодяй не знал?» Ему говорят: «Мы можем, но всего 100 тысяч…» - «Давайте». Он спрятался от своего агента, потому что тот требует оплату выше.
Может ли сегодня украинский современный театр покорить Америку?
Не нужно покорять Америку. Если исследовать корни большинства американских актеров, самых известных, то выясняется, что 50% - выходцы с Украины. Например, самый большой ковбой Америки, знаменитый Юл Бриннер – на самом деле Юлик, из Житомира. И перед самой своей смертью он записал диск русских романсов – оказалось, что он замечательно говорит и поет по-русски. А Сталлоне, мама которого английского не знала и до сих пор по-русски говорит! И он сам немного по-русски говорит, с ним можно было общаться. Украинский же театр может быть интересен, потому что он очень профессиональный и имеет под собой огромную базу. Он сильно отличается от чисто русского театра. Русский театр – ну очень из системы Станиславского, в украинском же театре есть смешение и системы Станиславского, и школы Михаила Чехова. Я думаю, что он имеет особое направление – украинский театр.

Лариса Жарких
Фото Лизы Жарких
2007

 

Игорь Афанасьев: Драматург – профессия львиная

Игорь Афанасьев

Ба, знакомые все лица! Помните, лет 5 назад мы писали о драматурге, режиссере, актере и продюсере Игоре Афанасьеве? Том самом, который долгое время жил и работал в США. Спектакли по его пьесам идут в театрах разных стран, в том числе и в Херсонском драматическом - «Между небом и землей» уже шестой год пользуется большим успехом у зрителей. По его сценариям снимается кино (информация для любопытных: «Игра в Шиндай», режиссёр Андрей Разумовский, 2005; «Лузер», режиссёр Александр Абдулов, 2007; серии «Богданчик» и «Ваши документы» сериала «Автобус», 2008; «Петр Первый. Завещание», режиссёр Владимир Бортко, 2011). Сейчас Игорь Афанасьев вернулся в Украину и работает режиссером в Национальном театре им. И.Франко.
И вот спустя 5 лет Игорь Яковлевич снова в Херсоне – на фестивале «Мельпомена Таврии».

Игорь Яковлевич, 5 лет назад мы о Вас писали как об украинском американце, теперь же американский период в Вашей жизни закончился…
Давно уже. Там и не начиналось. Я был на контракте, работал, потом контракт рухнул, потом все-таки работал, потом уехал, потом опять работал. Было много всяких жизненных поворотов, но уже практически 2 года я работаю не в Америке. 2 года работал в России – на своей исторической родине, а родился я на Дальнем Востоке, в городе Благовещенске. Лучшее, что там было, я увез с собой - это моя супруга Яна. Мы там познакомились, теперь она вместе со мной в Украине.
По большому счету, Дальний Восток во многом украинский…
Совершенно верно. Мы в этом убедились, потому что, во-первых, ее фамилия Стародуб, и она внучка очень известного театрального человека – знаменитого директора Амурского театра, выходца из Украины, Николая Федоровича Стародуба. Так что она - наследственный театральный ребенок и очень интересный человек. У нее, несмотря на молодой еще возраст, уже два образования: она филолог, говорит и на английском, и на французском, и на китайском, а еще окончила Высшие курсы сценаристов и режиссёров в Москве – кинодраматург, драматург, коллега и соперник теперь.
Значит, у Вас семейный подряд?
Да какой подряд? (Смеется.) Будем ей мешать, палки в колеса вставлять. Кто это молодым драматургам помогает? Пусть пробиваются.
Помнится, Вы говорили, что пора уже молодым потеснить маститых драматургов. Еще не толкают плечом?
Не толкают, нет. А вот Яна... Я думаю, что этот молодой драматург когда-нибудь толкнет так, что мало не покажется.
5 лет назад Вы говорили о проблемах современной украинской драматургии. За прошедшее время что-то изменилось?
Не думаю, что произошли качественные изменения – кто был, тот и остался. Крым был – я у него учился, с Рыбчинским всю жизнь сотрудничал. За эти 5 лет единственный, кто появился – Александр Мардань. Саша пишет много, и его ставят. Да и в российской драматургии все непросто… Все-таки у меня 5 фильмов за 6 лет вышло в России. И на Дальнем Востоке шли мои пьесы, и сейчас Москва ставит мою пьесу – Театр Российской Армии. Я работаю себе, а кто там возникает или не возникает – я, честно говоря, мало слежу. Драматург – это профессия львиная, здесь, в основном, одиночки. Но у меня же есть еще одна театральная профессия – я режиссер…
Достаточно ли молодых талантов в Украине и России?
Нет. То есть, талантов-то достаточно. Но я считаю, что со школой положение катастрофическое. Вместе с Советским Союзом была уничтожена великолепная школа. Что бы мне ни говорили, я лучшей системы образования, чем в Советском Союзе, не видел. И те, кто успел этим воспользоваться, добились успеха и на Западе, и на Востоке. Мы выплеснули вместе с водой ребенка, в 90-е годы «убили» целое поколение, это десятилетие «убивает» следующие 40 лет. Пока все восстановится... Это большая проблема. Кто-то скажет: «Ну и хорошо, что конкурентов нет». Неправда. Если кто-то рядом дышит в спину и пишет хорошо – ты за ним тянешься, тоже начинаешь лучше работать.
Хотелось сказать: куда уж лучше…
Да нет, всегда есть, что совершенствовать. Пока не научимся писать, как писал Шекспир и компания – надо учиться.
Ну а как с финансовой частью в Украине, России? Ценят? Платят за работу?
Есть древняя пословица: человека прогибают ровно настолько, насколько он прогибается. В Украине – другие цены, другие запросы, другой рынок. Здесь, конечно, стараются заплатить очень маленькие деньги за работу, за творчество. Может быть, в академических театрах платят достойно, а так это все очень смешно. Москва – город сумасшедших денег, сумасшедших цен. Но и жизнь там очень дорога. А здесь у нас, во-первых, класс надо показывать для того, чтобы хорошо платили. Мне сегодня, наверное, уже немножко легче. Вот директор берет мою пьесу и смотрит: в городе Херсоне 5 лет идет, аншлаги; в городе таком-то – 10 лет. Ага, ну, наверное, с ним можно о чем-то разговаривать. А если дебютант принес свою пьесу, его для начала возьмут бесплатно. Я вот вспоминаю свою жизнь: еще в советское время, когда все было несколько честнее и люди платили, начинать было сложно. И очень сложно. Меня в кино по молодости и обманывали, и воровали сценарии и идеи. И даже не совсем по молодости. В последний раз в России просто сняли кинофильм «Игра в Шиндай» по украденному у меня сценарию, я судился с этой компанией.
И результат?..
Мы победили. Эта компания потом бегала за мной с просьбой, чтобы я принял деньги и не доводил до иска. Все мои авторские права охраняются американской компанией, поэтому они судят не на три копейки.
Вы в лучшем положении, чем молодые...
Да что молодым – они могут в таком же положении оказаться. В Интернете прочитать информацию о том, как охраняются права - это же ничего не стоит. И точно так же быть членом ассоциации.
Вы у нас на «Мельпомене» впервые. Какие впечатления оставил фестиваль?
Замечательные! Люди приезжают, тусуются, общаются, обмениваются идеями, проблемами – жизнь идет. Нельзя же сидеть в 4 стенах. Тем более, что сейчас все изменилось. Советское время давало возможность театрам гастролировать, это все поддерживалось, оплачивалось. Но система рухнула – и театры варятся в своем собственном соку. Это же чудеса, когда директора умудряются вывезти что-то! Им за это памятники надо ставить! А у Книги вообще надо взять справку, что он не сумасшедший. Согласитесь, нормальный человек этого не делает. А вообще, историю двигают ненормальные. Вот он делает фестиваль, и это замечательно. Здесь что-то варится. Хорошее или плохое – это второй вопрос. Важно, что варится. Привез человек плохое – обидится, но посмотрит и увидит, чему хлопают и что хорошее. А какой смысл сидеть в театре с одним и тем же главным, который боится того, что помоложе и поталантливее, к себе подпустить?
В фестивальной программе шел спектакль «Одинокая леди», поставленный по Вашей пьесе. Нам он понравился. А Вам?
Жаль, хорошие вещи режиссер убрал... Я понимаю: актриса многое перенесла, много воспоминаний. Там заложены воспоминания, но кое-что ушло из пьесы очень важное, драматическое. Получилась такая поэтическая версия, а там есть несколько поворотных моментов. Но Бог с ним, этому человеку можно позволить и так. Игорь Славинский уже третий спектакль ставит по этой пьесе, и я ему признателен – они все разные. А вообще это большая проблема: автор видит всегда пьесу так, кто-то видит ее иначе. Иногда это приятный сюрприз, иногда разный…
«Мельпомена Таврии» славится тем, что во время фестиваля рождаются разные идеи, воплощаются новые проекты. Признайтесь, а у Вас появились какие-то интересные задумки?
Есть. Мы сегодня вдвоем с Яной придумали новую пьесу – специально для Вашей актрисы, херсонской. Стал Александр Андреевич Книга о ней рассказывать: ей 77 лет, красавица (речь идет о Генриетте Пташник – прим. ред.), какие у нее особенности, мы стали с Яной шутя перебрасываться – и вдруг родилась потрясающая идея. Думаю, что мы эту пьесу сочиним с ней – попробуем вдвоем работать. И у Вас будет специально написанная пьеса для актрисы. Плюс есть идеи постановок спектаклей, идут переговоры – посмотрим. Будем надеяться, что все состоится.

Лариса Жарких
Фото Игоря Бойченко
2012